От маскарада к эталону
Мир сказок может показаться огромным маскарадом. В неком отношении так оно и есть. Сказки дают нам возможность примерять на себя самые разные маски. Маски персонажей, наряды поступков, декорации ситуаций... Маскарад и есть маскарад. С каким пёстрым маскарадом мы встречаемся в "Притчах Нарнии" Льюиса! Говорящие деревья, гномы и фавны, квакли и однотопы. Ну и сам Аслан – Высшее в маске льва!.. Но никакие теологические занятия не могут дать ребёнку (ну и не только лишь ребёнку) того, что даёт ему его читательское роль в этом маскараде. Это реальный маскарад, в каком маски не прячут сущность, а помогают узреть её. Сравните его с дешёвым и подлым маскарадом в "Последней битве", с ишаком, нарядным в львиную шкуру. Важнее всего для человека, небольшой он либо большой, – ориентироваться в жизни. И важнее, чем ориентироваться в жизни наружной, это ориентироваться в жизни внутренней. Вот на эту внутреннюю ориентацию и работает притча. Примеряя ту либо иную сказочную маску, мы временами чувствуем особенный резонанс. Мы ощущаем, что кое-чем эта самая маска, этот персонаж важен для нас. Это происходит наше знакомство с неким живым существом в нашей душе, схожем этому персонажу. Мы знакомимся, как произнесут психологи, с одной из собственных субличностей. Примеривая сказочные маски, мы примериваем на себя символические изображения человечьих параметров. Мы фиксируем свои положительные характеристики, одобряя внутренне героя-победителя. Мы хоть малость отстраняемся от тех параметров, изображение которых вызывает у нас напряжённость. Но в любом случае мы осуществляем работу по остранению, позволяющую отделять наше центральное внутреннее Я от разных собственных личных параметров. В нашем внутреннем мире, как и в мире сказочном, живут Смелость и Боязливость, Алчность и Щедрость, Мелочность и Благородство, Вера и Рационализм, и огромное количество других персонажей. Сказочная игра учит нас замечать их как сказочных и как внутренних персонажей, помогает нам акклиматизироваться посреди их и управляться с ними. Если я воспринимаю себя как труса, мне остаётся пожать плечами и сказать: да, вот он я, я трус, и всё здесь. Если я воспринимаю боязливость как персонаж собственного внутреннего мира, один из многих персонажей, происходит освобождающее разотождествление, сейчас я могу попробовать разделаться с этим персонажем. И начало этому освобождению для внутренней работы может положить притча. Вот "Винни-Пух" Милна. Любовь и малышей и взрослых к нему почти во всем должна тому искусству, с которым вылеплены его игрушечные, игровые и сразу поразительно актуальные персонажи из разных материалов людской души. Мы играем со собственной наивностью в виде Пятачка, с прозаической умудрённостью в виде Иа-Иа, с простодушной решимостью в виде Тигры, со всеми героями книжки – и доброе притягательность Пуха помогает нам сдружиться с ними, с нелепостью мира, сказочного либо прозаического, и в итоге с самими собой. Ориентируясь во внутреннем мире при помощи моделей сказочного мира, я могу не только лишь находить управу на тех внутренних обитателей, которые меня озаботили, да и поощрять тех, которые поближе к центру моего подлинного Я. Всякий раз, когда мы сопереживаем в притче победе над чернокнижником либо драконом, мы укрепляем себя для побед над злом реального мира. Русские сказки помогают нам выбирать собственный эталон и держаться его – хотя бы внутренне. Но без внутренней верности эталону нереально и наружное служение ему. Дата публикации: 25.03.11 Поделитесь этой записью или добавьте в закладки |
|